В статье поднимается вопрос о влиянии творчества Н. В. Гоголя на темы и образы русской постмодернистской литературы. Основной темой статьи является история А. Битов «Нога». В статье рассматриваются структурные элементы этой повести, восходящие в основном к рассказам Гоголя. Влияние мотивов творчества Гоголя по повести А. Битова изучается с точки зрения теории литературной эволюции Ю. Н. Тынянова.
В статье показано и проанализировано влияние поэтической манеры Гоголя на роман «Некоронованный» Альвдиса Н. Рутьена. Показано, что роман, являющийся по своим формальным признакам произведением фанфиком, вписан в русскую литературную традицию благодаря использованию тем, фигур и мотивов из классических текстов.
Статья посвящена анализу категорий «путь», «путешествие», «путешественник», «дорога» в творчестве Гоголя, в частности в его письмах современникам. В контексте гоголевского эпистолярного творчества путешествие представляется особой формой жизни и творчества писателя, интерпретируемой им как необходимое условие целеполагания. По Гоголю, жизненный путь должен быть соотнесен с нарисованным сверху маршрутом, и только в этом случае можно приобрести собственный «жизненный путь». И этот путь не обязательно будет соответствовать идее приоритета прямолинейного движения к цели. Это особенно верно, если это путь русского народа. Русские люди часто стремятся свернуть с прямой дороги, но, по Гоголю, им нужно только это боковое движение, в конечном счете, для того, чтобы не сбиться с истинно определенного божественной силой пути их жизни.
В данной статье на материале драматургических произведений М. А. Булгакова реализуется ситуация пересмотра, восходящая к гоголевскому предлогу. Эта ситуация является одним из ключевых элементов Булгаковского сюжета судьбы, реализованного через обман, превращающийся в самообман («Зойкина квартира»). Особое внимание уделяется театральному аспекту правительственного инспектора коллизии и инструментам обхода регламентов и изложения реальности, которой обладает театр («Багровый остров», «Кабала святош», «Полоумный Журден»).
Главной темой статьи является сравнительный анализ двух рассказов: «Дьяволиада» М. Булгакова и «Нос» Н. В. Гоголя. Показано, что Булгаков сознательно подражал Гоголю, периодически меняя мотивы и структурные принципы «Носа». Анализ дает возможность предложить более развернутую интерпретацию истории Булгакова.
Автор исследует особенности литературного контакта с поэмой Гоголя «Мертвые души» в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес». Рассмотрены важные параллели, которые роман Ф. Сологуба проецирует на поэму Гоголя. Особое внимание в этих работах уделяется сопоставлению провинциальных городов. Функции слухов и сплетен и их влияние на поведение персонажей романа, а также на развитие основных мотивов и интриг сюжет изучены. Сравниваются причины и формы бегства из города персонажей Гоголя и Ф. Сологуба.
На основе публикаций в наиболее значимых церковных журналах в статье рассматривается прием творчества Гоголя в церковных кругах в начале XX века. Автор подчеркивает кардинальное изменение отношения церковных писателей и публицистов к наследию Гоголя и русской литературе в целом. Также выделяются различные типы аргументов, используемых для «оправдания» писателя и доказательства христианских истоков его творчества.
По мнению Розанова, судьба России каким-то таинственным образом связана с творчеством Гоголя. В статье рассматривается логика рассуждений русского мыслителя. Высказывания Розанова рассматриваются в контексте «Серебряного века», символическим представителем которого является Бердяев. Обозначен характерный редукционизм такого подхода и намечены методологические пути его преодоления.
В данной статье рассматривается проблема бессознательного дискурса и зеркальной структуры в прозе Ремизова и Гоголя. «Беззеркальный» подразумевает не только симбиотический знак перевернутого мира, или искаженное отражение образа своего или чужого, но и великолепную художественную форму. В Центре анализа — Ремизовский «Огонь вещей», опубликованный в книге «Огненная Россия» и рассказы Гоголя: «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», «Нос», «Шинель».
В статье исследуется «плохое» пространство в творчестве Н. Гоголя и Л. Толстого, одним из вариантов которого является «укрытие» «жалкого разврата». Мотивы движения / застоя, связанные с этим пространством, встречаются в романе Н. Гоголя «Невский проспект», в «Исповеди», «Крейцеровой сонате», «Воскресении» Л. Толстого. Поиск метафизической сущности женщины и размышления о причинах и последствиях ее падения объединяют эти произведения, а также статью «Женщина» Н. Гоголя и работу толстого «Сон».
В статье раскрываются некоторые соответствия между «Коляской» Гоголя и литературным произведением Чехова, которые никогда не были изложены ранее. Это приводит к выводу, что исследуемый рассказ является самым «чеховским» произведением Гоголя.
В художественном тексте двойственность может выражаться на уровне композиции в виде удвоения, повторения, противопоставления, отражения, а на экзистенциальном уровне — в выборе между двумя возможностями. В рассказе Гоголя «Шинель» число два, как удвоение, и число четыре, как двойное удвоение, выступают на всех уровнях: лексическом, фонетическом, количественном и пространственном. Другой тип двойственности наблюдается в творчестве Тургенева, где это понятие связано с внутренней жизнью персонажей и проявляется в колебаниях между разумом и чувством. Рациональная и эмоциональная сферы, Несмотря на различные функции и различную локализацию, образуют единство, пересекаясь и взаимно влияя друг на друга.
В статье подробное сравнение эпизодов из произведения Н. В. Гоголя и И. С. Тургенева, в которых появляются персонажи немецкого происхождения.
«Спящая царевна» Жуковского, «Сказка о мертвой княгине и семи рыцарях» Пушкина относятся к одной линии развития романтического мета-сюжета о «мертвой красавице» / «мертвой невесте», где позже Панночка появится «живой» и встанет из гроба (гоголевский «Вий»), а Клара «оживет» в видениях и снах Аратова (Тургеневская «После смерти (Клара Милич)»).
В статье раскрываются текстовые связи, связывающие образ художника в последнем романе И. Гончарова («Обрыв», 1869) с «Авторской исповедью» Н. Гоголя, впервые опубликованными в его посмертных произведениях (1855). Еще одним источником образа Гончарова оказывается фигура Гоголя, представленная в биографической книге П. Кулиша (1854, 1856). Главы романа, описывающие детство и школьные годы рискованной жизни, выглядят так, словно раскрывают некоторые ее фрагменты. Сопоставление текста романа с письмами, статьями и другими материалами делает четкой ориентацию на фигуру И. Тургенев как еще один пласт художественного образа. Рассмотренные литературно-биографические параллели не исчерпывают круга источников, на которые проецируется образ художника-любителя. Однако это позволяет ответить на вопрос, поставленный в названии: почему Райский так и не написал роман?
Такие темы, как «Гоголь и символисты», «Тургенев и символисты» широко развиты в русском и мировом литературоведении. Однако есть вопрос, который еще не был упомянут исследователями, а именно: Гоголь и Тургенев в рецепции символистов. Сами представители символизма избегали сравнения Гоголя с Тургеневым, как писателем «естественной школы» и как создателем «таинственных» повествований. Оба автора, считающиеся предшественниками символизма, поскольку символисты, по-видимому, живут в параллельных, непересекающихся мирах. Сравнение стилистики, поэтики, художественных приемов Гоголя и Тургенева можно найти только в последней книге Андрея Белого «Мастерство Гоголя» (1934).
Воспроизводя фольклорные мотивы «Вия» Н.В. Гоголя в романе «Бежин луг», И. С. Тургенев концентрирует свой анализ на психологии магического олицетворения природы.
Похоже, что смерть Гоголя была для Тургенева событием, оказавшим мощное влияние на глубокие порывы его намерения. Если попытаться описать смысловую конфигурацию Тургеневского эпистолярного ответа на смерть Гоголя, то она будет выглядеть примерно так: смерть Гоголя — исторический масштаб — героизм первооткрывателя — близость к глубинам России — судьба и тайна России — смерть Гоголя как тайна судьбы России. Эта смысловая конфигурация связана не только с Гоголем, но и с творчеством самого Тургенева, и прежде всего с его знаменитыми романами 1850-1860—х годов. Статья предполагает, что рассуждения Тургенева о смерти Гоголя были каким-то образом включены в повествование этих романов.
Русский помещик — главный образ русской литературы — представляется, как правило, в свете его высокого общественного назначения и христианского долга перед крестьянами. В творчестве Карамзина и Гоголя сформировался соответствующий тип сюжета, воплотившийся в жанре утопии или поучения: годы учебы или Путешествие героя за границу — решение вернуться в родовое имение — перемены в деревне — благополучие крестьян-довольство помещика, счастливого облегчить судьбу себе подобных. Этот сюжет восходит к мифу о культурном герое и легко прослеживается в статье Тургенева «несколько замечаний о русском хозяйстве и русском крестьянине». В романе «Дворянское гнездо» также присутствуют все соответствующие ситуации. На первый взгляд сюжет, ранее имевший условную модальность, находит в романе Тургенева свое «реальное» бытие. Лаврецкий «в меру своих способностей обеспечивал и прочно устанавливал жизнь своих крестьян». Но в отличие от своих предшественников Тургенев говорит не об общем благополучии, а о самоотречении героя. Традиционный сюжет выходит из-под власти мифа и приобретает иной, Тургеневский, смысл — исполнять свой долг без надежды на личное счастье.
В статье рассматривается научная и общественная деятельность юриста и историка П. В. Хавского, жившего по соседству с Н. В. Гоголем и знакомого с писателем. В статье приводятся сведения о его научной и хронологической работе, о его взаимоотношениях с компанией Гоголя и с самим Гоголем. Автор статьи выдвигает гипотезу о возможном косвенном участии Гоголя в научной дискуссии, в которой один из друзей писателя М. П. Погодин был одним из главных противников идей Хавского в области хронологических исследований.