В статье рассматривается светская канонизация Гоголя как явление на стыке социальной истории и религиозной практики вне церковных канонов на основе документов о погребальных и поминальных службах писателя. В дискуссии прослеживается связь мифа о святости Гоголя со Славянофильскими повествованиями о религиозной битве за ключ от Гроба Господня и о праве России вести священную войну в защиту православной веры в начале 1850-х годов.
Центральной темой данной статьи является феномен, который для писателей и мыслителей XIX века называется «социальное христианство». «Русский социализм» Достоевского, по-видимому, связан с французским «социальным христианством» и с его самым известным представителем Ф.-Р. Де Ламенне. В то же время социально-философские воззрения Достоевского 1860-1880 – х годов во многом напоминают последние произведения Гоголя. Сходство двух писателей объясняется их ориентацией на одни и те же течения в Западной социально-философской мысли, и прежде всего на «социальное христианство».
В статье рассказывается о том, как на протяжении почти двух столетий писатели, художники, критики и просто люди, увлеченные литературой, продолжали писать концовку гоголевских «Мертвых душ» и создавать вариации на тему «Мертвых душ», разгадывая тем самым великую тайну Гоголя. Среди тех, кто пытался это сделать — Михаил Салтыков-Щедрин и Михаил Булгаков, Иероним Ясинский, Владимир Шаров, Юрий Авакян, Доминик Фернандес и многие другие.
Прямых доказательств того, что Гоголь знал произведения Платона, нет. Поэтому совпадение мыслей Чичикова во втором томе «Мертвых душ» и суждений Сократа в «Федоне» носит типологический характер. Оба говорили об изменении сознания, а не общества. Это общая идея для Западной и русской (славянской) культуры. Нет оснований объяснять такое совпадение влиянием классической античности.
В статье на примере слова «путаница» («бестолковщина») рассматривается процесс обновления образной системы в произведении Н. В. Гоголя 1840-х годов. Учитывая общность языка и литературного значения слова, Гоголь активно вкладывает его в свое эпистолярное, публицистическое и художественное творчество. Из сатирического образа, призванного воссоздать атмосферу русской неразберихи, слухов или бюрократизированной европейской жизни, «неразбериха» превращается в сложный символ, передающий действие хаотических сил русской и европейской истории; трагическая сложность прошлого и настоящего русской жизни.
Авторы поднимают вопрос о Гоголе как культуролог, характеризующие его взгляды на мировую историю и исторические процессы в Европе и России.
В статье используется контекст исторически традиционного противостояния «славянофилов» и «западников» и его связь с размышлениями Гоголя на эту тему в «Выбранных местах из переписки с друзьями» для рассмотрения полемики о Гоголе на съезде украинских политэмигрантских писателей (1945, Германия, лагерь для перемещенных лиц). Центром полемики стала идея Гоголя как» источника «украинской прозы, ее» основы «в становлении» национально-органического» стиля, особенно в условиях эмиграции. Статья продолжает серию работ автора, посвященных восприятию Гоголя литературным сознанием украинских диаспор.
Полностью признавая важность той или иной национальной рецепции Гоголя, автор настаивает на том, что, помимо национальной рецепции, существует гораздо более глубокий контекст понимания писателя, являющийся культурной основой православной традиции.
В этой статье Пионер охватывает взгляды Н. В. Гоголя как идеолог славянства в контексте различных движений славянофила. Его точка зрения раскрывается на историческом фоне различных идей славянофильства, представленных «московскими» и польскими группами славянофилов. Затем его сравнивают с «украинофильскими» суждениями гоголевского земляка О. М. Бодянского и рассматривают в свете инициатив министра народного просвещения С. С. Уварова, диктовавших изучение славянской истории и литературы в университетах с 1835 года.
В статье анализируется то, как славянофилы и Гоголь видят подлинное развитие русской литературы.
Отношение Гоголя к славянофилам и западникам обычно можно определить как внутренне присущее, стремящееся оставаться выше борьбы. Между тем Гоголь много внимания уделял классической немецкой философии (Кант, Шеллинг, Гегель, Окен), пытаясь с ее помощью преодолеть односторонность как славянофилов, так и западников. Он особенно хвалил реформы Петра I (что, как правило, было необычно для славянофилов) и хвалил заслуги таких западноевропейских писателей, как Герцен и Тургенев. Сложный взгляд Гоголя обусловил особенности его поэтики, такие как образ «пограничной ситуации» в момент кризиса или «порога» в поведении персонажей, а также тонкости и беспристрастность психологического анализа.
В статье рассматривается точка зрения Гоголя и братьев Аксаковых на «славянский вопрос» в рамках его изучения в 1830-1870 годах. Характер гоголевской трактовки славянской темы обусловлен как интересом к ней в русской литературе и общественной жизни, так и различными жанрами в творчестве Гоголя: тема широко отражена в его записках, очерках, рассказах, в «избранных отрывках из переписки с друзьями». Тем временем Гоголь прослеживал клубок исторических, этических и религиозных проблем, которые проявятся в последующие десятилетия. В статье также рассматриваются новые смысловые аспекты темы, поднятые в журналистской практике Константина и Ивана Аксаковых. К. С. Аксаков занимался «славянским вопросом» с учетом драматических коллизий Крымской войны 1853-1855 гг., а позднее И. С. Аксаков изложил русское понимание «славянского вопроса» в свете событий русско-турецкой войны 1876-1878 гг. в периодической печати и в своих выступлениях на заседаниях Московского Славянского благотворительного комитета.
В статье рассматривается связь иррациональных мотивов гоголевской поэтики с фольклорно-мифологическими архетипами славянской народной обрядовой культуры.
Стихотворная молитва Николая Гоголя к Пресвятой Богородице была самым популярным и востребованным из всех его произведений среди русского народа. Как «гениальный выразитель сознания русского народа» (Михаил Бахтин), Гоголь не только пришел из народной культуры, впитав в себя и русский, и славянский фольклор, но стал неотъемлемой частью этой культуры и был ею принят. Так раскрывалась его гениальность и органическая, неразрывная связь с народом. Это явление уникально в мировой литературе.
Поджоли читает "Старосветских помещиков" Гоголя как пародию на миф об Овидии, подчеркивая симметричные различия – иногда фактические развороты – между двумя произведениями. Итальянский ученый приходит к выводу, что оригинальность Гоголя заключается в его загрязнении пастырского канона чуждыми элементами, которые порой даже противопоставляются пастырским условностям. Таким образом, Гоголь разрушает как идиллические, так и мифические составляющие, характеризующие сущность овидиевой басни, создавая эффекты отчуждения и несообразности, дезориентирующие читателя.
В статье представлен сравнительный обзор влияния Николая Гоголя и Михаила Салтыкова-Щедрина на их народы. Озабоченность писателей судьбой России анализируется на основе романа Гоголя "Мертвые души" и серии заграничных зарисовок Салтыкова-Щедрина.
В статье кратко рассматривается проблема литературных источников образности Ивана Гончарова, в частности связи его последнего романа "пропасть" со вторым томом Николая Гоголя "Мертвые души и исповедь автора" (оба изданы посмертно в 1855 году). Литературный контекст помогает прояснить семантику образов Гончарова.
На основе сцены из 2-го тома 3-й главы "Мертвых душ" (вечер с семьей Костанжогло) в статье рассматривается стремление Гоголя выявить новые основы антропологической и художественной целостности, подорванной современностью. Показано, что сцена включает архетипические темы, связанные с образом Рая, и аллюзии на вторую часть Божественной комедии Данте.
В статье рассматриваются ключевые проблемы, стоящие перед ученым при публикации второй части "Мертвых душ". Автор рассматривает жанр книги в связи с утопией и антиутопией, а также ее стилистические особенности и соотносит ее вторую часть с "Божественной комедией" Данте.
В статье рассматривается роль Гоголя как раннего поклонника римского поэта Джузеппе Джоакино Белли (1791-1863). Неопубликованные при его жизни, колокольные стихи на диалекте Романеско циркулировали в рукописных экземплярах, вероятно, так их и узнал Гоголь. Возможно, он слышал и собственное декламирование поэта в салоне Зинаиды Волконской. Сонеты Белли цитируются в переводах автора статьи.