Художник Федор Григорьевич Солнцев и писатель Николай Васильевич Гоголь были современниками, в одно и то же время жили и работали в Петербурге и Москве, но никогда не встречались при жизни. Никогда художник Солнцев не выступал в роли иллюстратора произведений Гоголя. Но лучшие иллюстрации, раскрывающие внутренний, духовный, мир писателя, принадлежат именно Солнцеву. Иллюстрации, сопровождающие «Размышления о Божественной Литургии», были созданы по заказу издателя И. Л. Тузова для «Исторического, догматического и таинственного изъяснения Божественной Литургии» священника Ивана Дмитриевского и увидели свет в 1884 г. Их и использовал издатель при подготовке подарочного издания «Размышлений» Гоголя. Так после смерти встретились два выдающихся представителя русской культуры XIX в., и Федор Солнцев выступил в роли лучшего иллюстратора Н. В. Гоголя, передав духовное состояние писателя и сложный мир его размышлений.
В статье рассматривается влияние бытовой живописи, художника А. Г. Венецианова и его учеников на стиль и метод гоголевского литературного языка в петербургский период.
Концепция статьи основана на трех опорных смысловых константах: а) русско-украинская лингводихотомия у Гоголя как отражение в языке национальной и духовной двойственности писателя, его внутренней драмы «почвы и судьбы» («дуализм Гоголя»); б) «неправильный» русский язык (идиолект) Гоголя как фактор его «особости» в русской литературе и его инспирирующего влияния на развитие русского литературного языка («парадокс Гоголя»); в) творчество «гениального украинца» (И. Франко) как факт русской литературы и как русскоязычная ветвь украинской культуры («феномен Гоголя»).
В статье анализируется роль фольклорного архетипа обрядового гостя в мифопоэтике Гоголя. Выявляются его генетические связи с мифологическими представлениями традиционной славянской культуры о способах коммуникации мира живых и мира мертвых в произведениях писателя.
В статье поставлен вопрос — какова сущность того, что Гоголь именует словом «Русь»? Географическая горизонталь России, согласно Гоголю, должна преобразиться в духовную вертикаль — святую Русь. Это превращение является одновременно «Божиим чудом» и имеет отчетливо выраженный пасхальный смысл, вектор движения от смерти к воскресению. Воскресения без смерти не бывает. Читатель, чтобы пережить подобное воскресение, должен не только гоголевских героев, но и себя самого опознать в качестве «мертвых душ». Это художественное прозрение Гоголя в первой части его «прогноза» уже осуществилось. Нужно со всей серьезностью признать его — для того, чтобы надеяться и уповать на пасхальное чудо.
В статье рассматриваются взаимоотношения, сложившиеся между двумя писателями во второй половине 1840-х годов и обусловленные как личной дружбой Гоголя и Жуковского, так и сходным направлением их творческих поисков. Обращение двух христианских художников к исповедальному слову в ситуации исчерпанности романтической поэтики связывается автором статьи с поиском новых принципов построения образа человека, обусловленного историческими, бытовыми, социальными факторами, но в то же время сохраняющего пространство личной свободы.
Рассматриваются взгляды Гоголя на современность в свете его религиозных и исторических воззрений. Изучаются гоголевские представления о значении открытия Нового Света для возникновения европейской промышленности и о роли последней в возникновении современного «общества потребления». Устанавливается единство художественного, историко-философского и религиозно-публицистического наследия Гоголя на всем протяжении его творческого пути.
Гоголь вплотную подошел к основным темам русской религиозной философии. Он стал первым представителем глубокого и трагического религиозно-нравственного стремления, которым проникнута русская литература. Выдвинутый им идеал воцерковления русской жизни — идеал до сей поры глубоко значимый для России. Такие творцы, как Гоголь, по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии.
В статье рассматривается влияние творчества Н. Гоголя на художественный метод А. Вампилова. Особое внимание уделено системе гоголевских мотивов, которые в драматургии А. Вампилова получили новое смысловое содержание и формальное оформление. Гоголевские мотивы в пьесах А. Вампилова рассмотрены на разных уровнях текста: сюжета, композиции, образной системы, жанра. В статье определены функции гоголевских мотивов в драматургии писателя, а также особенности их взаимодействия с другими мотивами (Библии, фольклора, классической литературы).
Обнаруживается близость нарративной позиции «ненадежного» повествователя у Гоголя и сверхчеловеческой точки зрения хармсовского повествователя-«вестника». При этом подчеркивается, что гоголевская эстетика абсурда, придерживающаяся принципа ценностной иерархии, не оборачивается нравственно-философским релятивизмом.
В статье поднимается актуальная проблема рецепции гоголевского творчества одним из виднейших представителей Русского зарубежья — Ремизовым. Дан анализ некоторых существенных особенностей мировидения и поэтики двух художников слова. Прослежены переклички с Гоголем в двух фрагментах книги Ремизова «Учитель музыки».
В статье рассматриваются особенности прочтения пьесы «Ревизор» Вл. Набоковым. Они выявляются как результат конфликтного восприятия писателем личности и творчества Н. В. Гоголя, характеризуются в контексте набоковского понимания природы творчества. Также в статье прослеживается эстетическая близость набоковской интерпретации комедии Гоголя сценической версии «Ревизора» Вс. Мейерхольда.
В работе рассматриваются различные подходы к интерпретации образа центрального героя поэмы «Мертвые души». В исследованиях А. Белого, А. Воронского, В. Набокова подчеркнута содержательная значимость художественных приемов. В ходе анализа мастерства писателя авторы раскрывают особенности использования мотива фикции, грязи, обрыва. В работах советского времени акцент делался на антибуржуазном характере Чичикова. Герой Гоголя интерпретировался как антинародный, несущий в себе все пороки социального общества. Современные исследователи (В. Кривонос, Ю. Манн, А. Гольденберг и С. Гончаров и др.) прослеживают связь Чичикова с традициями (житийная литература, плутовской роман), проводят параллели с образом Наполеона, выясняют символический смысл тройки. Некоторые работы дополняют друг друга, позволяют углубить представление о герое. И сегодня есть работы, подменяющие исследование публицистическими рассуждениями.
В статье рассматривается сюжетная соотнесенность образов заглавного героя оперы Джакомо Мейербера «Роберт-дьявол» (она дважды упоминается в тексте «Ревизора» в связи с Хлестковым) и главного героя гоголевской комедии, названного автором «лживым олицетворенным обманом». Притягательная для Хлестакова демонология в стиле европейской романтической оперы объясняет мотивы и модели его поведения и причину завышенной самооценки.
Статья посвящена эпизоду из творческой истории «Мертвых душ», связанному с работой Гоголя над биографией Чичикова. Автор устанавливает источник текста, присутствовавшего в ранних редакциях 11 главы поэмы, но не вошедшего в окончательный текст.
В статье рассматриваются роль и функции дорожных видов в «Мертвых душах» Гоголя. Особое внимание уделяется принципам символизации изображаемого и символическим значениям дорожного пейзажа.
В свете художественной задачи «Мертвых душ» (поиски «плодотворного зерна» русской жизни) не безразличен оказывается для автора возраст героя (причем каждый возраст воссоздан особенными поэтическими средствами). Через систему художественных средств (комических или лирических), связанных с изображением того или иного возраста, выявляются принципиальные авторские представления о «живой душе», о смысле земного существования, который неотделим для Гоголя от идеи долга.
«Немая сцена», наделенная в творчестве Н. В. Гоголя универсальным значением, рассматривается в статье в связи с идеей преображения и логикой ее выражения в системе отношений между такими категориями, как «готовое», «неоконченное», «окончательное». «Готовому» и «неоконченному» противостоит у Гоголя «окончательное» как знак абсолютного совершенства.
Используя биографические совпадения французского и русского писателей, некоторые сходства их взглядов на человека, автор высказывает гипотезу: главным в деятельности и того и другого была бессознательная работа воображения — творчество, им определялась их жизнь, часть вопреки осознанным намерениям каждого.
В статье рассматривается специфика приема остранения (термин В. Шкловского) в творчестве Гоголя. В частности, автор анализирует функции приема зеркального отражения в гоголевских пейзажах, функции украинизмов, «остранение» будничной жизни при помощи использования мифологических персонажей, метаморфоз и т.д. Аргументируется мысль о том, что остранение является важной особенностью поэтики писателя, одной из стилевых доминант его творчества.