Гоголь и современность: роман Лины Костенко «Записки украинского сумасбродного»

Наенко М. К. (Киев, Украина), профессор кафедры славянской филологии Киевского университета им. Т. Г. Шевченко / 2011

Лина Костенко — выдающийся современный поэт Украины, лауреат главной литературной премии в Украине имени Тараса Шевченко, испытавшая даже неоднократное выдвижение на соискание премии Нобеля. Мое выдвижение поэтессы на эту премию закончилось лишь письменной благодарностью председателя Нобелевского комитета за участие в номинации соискателей в конце 90-х годов прошлого столетия.

В поэтическом активе Лины Костенко свыше десяти сборников стихотворений, несколько поэм и романов в стихах. В жанре прозы она пробовала свои силы на темы чернобыльской аварии 1986 года, где несколько лет принимала инициативное участие в исследовании погибших после нее сел и городов, а «Записки украинского сумасбродного» — это первая ее попытка в романной литературной форме. Почему «сумасбродного»? Это мой вариант перевода гоголевского слова «сумасшедший», которое Лина Костенко употребила в своем заглавии романа не в литературно-каноническом (следовало бы по-украински «божевільний» или «знавіснілий»), а в народно-этимологическом варианте — «самашедший». Насчет того, что новая книга поэтессы — это именно роман, критики в Украине во мнениях разошлись: некоторые считают, что роман у поэтессы не получился: нет в нем личностного конфликта героев, отсутствует даже привычный в романах «любовный треугольник» и т. д. Поэтесса по-видимому и не претендовала на такой роман, потому что в тексте произведения встречаем как бы оправдательное рассуждение главного героя на эту тему: предложил, мол, издателю нечто им написанное, а тот, критикуя текст, разрядился целым каскадом всевозможных советов: «...Усилить бы интригу, подбросить секса, сублимировать информацию в детектив. И непременно, чтобы кто-то занялся раскруткой. Ясно, что всего этого я делать не буду. Это ведь не беллетристика, это Записки. Как оно написалось, так и написалось». Принадлежность «Записок...» Лины Костенко к романной разновидности прозы определил директор киевского издательства «А-ба-ба-га-ла-ма-га», но поэтесса почему-то не опровергла его самодеятельности. Подобные казусы в литературе — не новость; ведь и Гоголь свои «Мертвые души» назвал поэмой, хотя это скорее всеґо повесть или роман. Так же Шевченко сатирическую поэму «Сон» именовал комедией. Судить писателя (по известному определению Пушкина) следует по тем законам, которые он избрал себе сам. «Законы» Лины Костенко в ее «Записках...» не очень-то сложные и затейливы: центральный персонаж произведения — современный молодой кибернетик (лет тридцати пяти от роду) фиксирует события, которые происходили в течение десяти лет во всем мире и в первую очередь в Украине. События эти носят преимущественно катастрофический характер, а комментирует их молодой кибернетик в силу своего их понимания, но во многих случаях — с точки зрения гоголевских визий. В определенном смысле обуславливает гоголевский шарм в комментариях кибернетика научное занятие его жены, пишущей диссертацию на тему: «Герменевтика исторических детерминаций творчества Гоголя. Профетический дискурс» (24). Актуальность такой темы, по мнению героя, несомненна потому, что Гоголь актуален всегда, а сегодня — тем более, хотя бы потому, что «теперь часто дискутируют — российский он писатель или украинский? Кое-кто даже пишет совокупно: и российский, и украинский. Нет. Гоголь — это российский писатель, но он — украинский ґений» (24).

Комментируя современный катастрофизм мира, герой романа Лины Костенко убежден, что развивается этот катастрофизм вполне по гоголевскому сценарию. Разные эпизоды этого сценария — у многочисленных авариях, стихийных бедствиях и международных конфликтах, которые герой «Записок...» воспринимает как свои собственные и выявление того абсурда, который подмечен Гоголем в его времени, но сейчас приобрел действительно сумасбродный характер и конца ему не видно. «Очень скоро как на Ивана Купала через костры, — говорит он об этом абсурде, комментируя взрывы на улицах Багдада, — человечеству придется прыгать через взрывы. И тогда действительно редко какая птица долетит до середины Стикса» (340). Здесь, как видим, налицо реминисценции, напоминающие ранние произведения Гоголя. Более драматичны они, когда герой этого романа-неромана сопоставляет нынешние события в мире с событиями-мотивами из произведений более позднего Гоголя. «...Если бы, как в „Страшной мести“, земля зашевелилась, — говорит жена (главного героя романа. — М. Н.), — и „одни только кости поднялись высоко над землею“? Кости всех репрессированных, казненных и расстрелянных коммунистами в ХХ веке. Представляешь, какой ґустой лес шумел бы над рекою Вечности» (37). Дальше — больше: «По-моему, — говорит герой романа, — гуманитарная катастрофа теперь приобрела всемирный характер. Мертвые тела валяются хоть и не повсюдно, но везде полно мертвых душ. И какой-нибудь глобальный Чичиков выторговывает у глобального Собакевича „золотой миллиард“ » (365-366).

Особое место в этой торґовле отведено Украине и отчасти России. Руководят современной Украиной, — читаем в «Записках...» — «призраки далекого прошлого. Мерцает красная свитка, хрюкают какие-то рыла. Громыхают кости, летает отрубленная голова (намек на отрубленную в 2000-м году голову журналиста Георгия Гонгадзе и это преступление не раскрыто до сих пор — М. Н.)... Как говорил когда-то Опанас Заливаха (художник, отсидевший при Брежневе пять лет в Мордовских концлагерях. — М. Н.), российские бесы переплелись с малороссийской чертовщиной и в течении многих веков творят веремию. Карлики деловито обстукивают и опутывают спящего Гулливера» (375). Здесь, как видим, в художественный интертекст подключены не только образы Гоголя, но и Достоевского и Свифта. Есть в произведении Лины Костенко и еще несколько обращений к текстам разных классиков литературы (Т. Шевченко, И. Франко, Леся Украинка); есть также минипамфлет на современную авторку нашумевшего десяток лет назад романа «Полевые исследования из украинского секса» Оксану Забужко («Эту письмачку... обозвавшую свою мать фриґитной, а мужчин своей нации... Брезгую повторять, как она обозвала мужчин своей нации», 115), но наиболее часто свое перо герой «Записок...» макает все-таки в чернильницу Гоголя. Чувствуется, что самих «Записок сумасшедшего» ему явно недоставало и потому он обращается или к повести «Тарас Бульба» или даже к неоконченному произведению украинского гения «Страшный кабан». Во всех случаях Лина Костенко пытается усилить саркастический взгляд на мир вообще и на разные его составные в отдельности. «Страшный кабан» понадобился поэтессе, чтобы читатель представил себе лицо современного парламента: «В парламенте — как в селе Мандрыки из неоконченной повести „Страшный кабан“: „трескотня и разноголосица, прерываемые взвизгиваньем и бранью“» (332). Повесть «Тарас Бульба» помогла герою романа развенчать современных армию и воинство: «Приснилось, что я Тарас Бульба. Хотел повести казаков в бой, но ни у кого не оказалось сабли. Все что-то там шуршат-выискивают на сеновале» (351). Не упустил случая автор «Записок...», чтобы не упрекнуть и современных любителей протестовать на площадях и улицах, где (в отличии от студенческого бунта-голода в начале 90-х годов ХХ века) «воссоединились левые и правые, серые, белые и мохнатые, все требуют правды, все носятся с транспарантами. Жена просит меня туда не ходить. Она не боится, она не верит. — Очень много красной свитки, — говорит она. — Солопий Черевик бы испугался» (33).

«Красную свитку» Гоголя герой романа видит во всем, особенно в отвратительном портрете современной Украины. Она у него и «пень разрушенного Союза» (197), и переживающая ситуацию, которая «без знака качества» (138), и «умственно отсталая нация» (113), и страна, в которой сконцентрировано все постчеловеческое; похвастаться перед миром она может только тем, что «нашего цвета — во всех борделях света» (120), что осуществляется «лярвизация страны» (113), а известная декларация о равенстве и братстве в Украине звучит, как «свобода, равенство и блудство» (285). Последнее слово, кстати, в произведении дано в вульгарном (с буквой «я») звучании, но мой компютер его не берет, исправляя на «блудство»...

Почему Украина оказалась на такой Голгофе, в таком дурдоме и кто отбросил ее в такой мезозой? Герой «Записок...» называет очень много причин: в Украине на поверхность всплыло жлобство, утвердился диктат головоногих моллюсков и криминальных элементов, на абордаж ее взяли пираты, ею руководят нувориши и ненасытные олиґархи... Они создали даже какой-то мозговой центр, работающий на полную ликвидацию государственности в Украине; даже Майдан Незалежности — этот символ померанчевой свободы в новой Украине — вскоре «станет плоским, как блин» (81). Но более точную характеристику современной Украины и его народа (считает герой романа) находим именно у Гоголя. «Все это происходит, думаю, от того, — читаем в романе слова Поприщина из „Записок сумасшедешего, — что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове, совсем нет! Он приносится ветром со стороны Каспийского моря“ (159). В этом случае (как и в акценте на том, что Поприщин вообразил себя королем Испании, которая ничем не отличается от Китая) не трудно усмотреть намек, что Украина нынче живет не своим, а чужим умом, вследствие чего каждый из ее жителей (даже самые заядлые патриоты) — это какая-то химородь (не знаю, как перевести это слово, что-то вроде „чмо“) и абсолютный нуль. Дословно в записях героя романа это звучит так: „Ведь ты нуль, более ничего“, — сказал бы гоголевский сумасшедший. Я действительно нуль, я возведен к нулю» (137).

Откуда такая самокритика героя — можно лишь догадываться. Скорее всего, это следствие многовековой колониальной зависимости Украины от соседних государств, породившей вот такие нулевые типы украинцев. В их представлении потому-то такими ужасами и преисполнена вся Украина и земная цивилизация вообще. Соотносимы ли они (эти ужасы) с реальной жизнью? В художественном произведении это, конечно, не обязательно. Не таким, очевидно, был последний день Помпеи, как изобразил его на картине К. Брюлов, не такой кровавой была резня в сражениях против Польщи, где отец убивает даже своего сына («Тарас Бульба» Гоголя) и т. д. А гоголевский Поприщин вообще мог не иметь реального прототипа. Художественная литература (извините за хрестоматию) не копирует и даже не отображает жизнь. Она ее преображает и создает новый продукт да еще и преувеличенно, показывая ее как бы сквозь увеличительное стекло. В «Записках украинского сумасбродного» Лины Костенко функция увеличительного стекла возложена в основном на образную систему Гоголя с его героями, которые будто отягчены манией сумасшедшего величия, но и не лишены трезвости и даже прозорливости. Лина Костенко исследует сумасбродность современности в духе прозорливости Гоголя, но видит эту сумасбродность разве что в том, что касается она не отдельно взятого Поприщина, а всего мира. Хотя, конечно, современные катастрофы вряд ли очень уж отличаются от, скажем, уничтожения греками Трои, истребления малолетних детей библейским Иродом, крестовых и фашистских походов недалекого прошлого и т. д. В художественном произведении все зависит не от публицистического накопления этих катастроф, а от психологического преломления их в сознании героев. Уязвимость произведения Лины Костенко проявилось наиболее именно в этом, хотя и всем известно: литература создается не по литературоведческим рецептам; в каждом отдельном случае она предстает всегда как новое древо творца-писателя. Да еще и такое (по известному изречению классика), которое вечно зеленеет. Печаль, возможно, лишь в том, что оттенки этой зелени в новых литературных произведениях не светлеют, а темнеют. Это просматривается в первую очередь в усилении драматизма писательских взглядов на состояние мира. В нашем случае этот драматизм доведен до верхней точки кипения. Если Гоголь (повторю еще раз) видел его лишь в отдельных душах, населяющих мир, то для героя Лины Костенко содержание его определяет вхождение этого мира в критическую зону турбулентности...

Напоследок — о перспективе. Видна ли она в сгущенном мраке романа-неромана? Ее можно усмотреть в последней фразе произведения: «Линию обороны удерживают живые» (414). А в отношении гоголевской традиции — приметна такая запись автора «Записок украинского сумасбродного»: его жену однажды «глубоко поразило, что черный камень, привезенный из Кавказа для могилы Гоголя, словно перекатившись через столетие, появился в виде надгробка на могиле Булгакова, — в этом она (жена наратора, — М. Н.) видит какой-то высший знак ретрансляций духа и убеждена, что следующий этап этой мистерии должен замкнуться здесь, в Украине, с чего и начнется ее неимоверный взлет» (28). Небезынтересно дождаться того момента, когда черный камень с могилы Булгакова ретранслируется на чью-то могилу уже в нашем, ХХI веке. Но на чью? Поэзия как феномен — это всегда путь в незнаемое, или достижение недостижимого...

Яндекс.Метрика